Страница 1 --->
Многие люди любят дождь. Во время него можно выйти на улицу, вдохнуть аромат поднятой в воздух пыли. Можно погрузиться в возвышенные философские размышления, слушая равномерный стук капель по широким листам мясного дерева. Дождь — это очищение, смывание старых невзгод, предвкушение нового пути. Я тоже люблю дождь. На моей родине он — частый гость. Я всегда любил ложиться спать под перестук капель, укрываться одеялом и представлять бушующую за стеной стихию. Отец часто рассказывал мне о далеком Эйрисе, где дождей не бывает вообще, а земля покрыта толстым слоем песка. Вот кто был бы по-настоящему рад дождю.
Но сейчас дождь был другой — он хлестал толстыми струями, будто пытаясь избить меня до полусмерти. Он сопровождал экзекуцию раскатами грома, от которых закладывало уши. Но это не тревожило бы меня столь сильно, если бы я был на суше. Однако в данный момент я находился на здоровенном галеоне, носящем гордое имя "Стремительный". И этот галеон стремительно тонул.
Команда в панике металась по палубе. Кто-то попытался спустить на воду шлюпку, но огромная волна, перехлестнувшая через борт, разбила её будто стеклянный стакан. Корабль с протяжным стоном разваливался на две половины. Экипаж прыгал в беснующуюся воду, будто надеясь найти в ней спасение. Я цеплялся за мачту как за последнюю надежду на выживание. Вдруг последние останки корабля издали печальный стон и стремительно пошли ко дну. Я все так же из последних сил цеплялся за мачту, начал тонуть вместе с ним. Уши нестерпимо сдавило, я почувствовал, что тону, но по какой-то причине мои руки отказывались отпускать мачту. Внезапно меня резко потащило вверх. Мачта переломилась и я, верхом на меньшем куске, выскочил из пучины, будто пробка из бутылки перебродившего вина. Вокруг бушевала стихия, обломки корабля и снастей носились меж волн. Я пытался высмотреть хоть кого-то из экипажа, но среди вспышек молний я видел лишь скачущие доски.
У меня были незабываемые ночи, но таких как эта я еще не переживал. Стихия успокоилась лишь через несколько часов, оставив меня дрейфовать на обломке мачты в темном море. Свет крупных звезд разбивался о рябь небольших волн. Я чувствовал как онемели мои руки, вот уже несколько часов держащие спасительную мачту. Удивительным было то, что вокруг, насколько я мог разглядеть не было видно ни обломков корабля, ни членов экипажа. Лишь бесконечная темная гладь Восточного океана.
Меня зовут Эдди. Де-юре мог бы добавить к своему имени горделивое "моряк", но это было бы большим преувеличением. Я родился и вырос на берегу Слонового пролива, в торговом аванпосте Ватерпруф. Наш аванпост имеет славу места поистине легендарного, ибо мы располагаемся аккурат на Тигрином торговом пути, вернее с нас он начинается. В середине декабря участок пролива мельчает, обнажая перешеек Святой Линды, что дает начало сезону караванов. В наш аванпост прибывают колонны торговцев со всего Титуса, здесь они ждут обмельчания перешейка, а затем направляются по нему на Аркан. С Аркана же приходят в движение встречные караваны. В это веселое время к нам прибывают не только торговцы, но и многочисленные покупатели, желающие прикупить заморских товаров по оптовым ценам. Поэтому наш аванпост многие называют торговым — на каждом углу образуются рынки, улицы заполняются бесконечным гомоном многочисленной толпы. На этот ажиотаж слетаются и стервятники — воры, жулики и мошенники всех цветов и мастей. Они организуют разнообразные азартные развлечения, начиная от наперстков, заканчивая боями грузотигр, торговлю нелегальными товарами, да и просто курсируют в толпе, подрезая кошельки у праздно шатающихся зевак. Я вырос во всем этом бедламе. С ранних лет я помогал отцу в организации прилавков, переноске товаров для купцов, оплативших торговое место. Мне часто приходилось драться с соседскими мальчишками, а когда я подрос — вышвыривать из торговых рядов воришек и нахалов. Поэтому я всегда гордился своей мускулатурой и неодолимостью в драке.
Но я всегда с завистью смотрел на заморских торговцев. Мне опостылела жизнь в грязном и шумном аванпосте. Мне надоело постоянно озираться и ощупывать карманы. Я мечтал о дальних странах, путешествиях и приключениях. И однажды мне представился шанс навсегда изменить свою жизнь. В наш порт из Роны прибыл галеон "Стремительный". Его груз состоял из всевозможных потерянных грузов и иного хлама, что был найден в зоне выброса. Он планировал дождаться заморского каравана, выкупить у него весь товар, а затем двинуться обратно в процветающую Рону. Я сразу же загорелся желанием присоединиться к его экипажу, о чем и сообщил родителям, о чем в последствии пожалел. Отец очень расстроился, а мать разозлилась, строго настрого запретив даже и думать об этом.
Как вы поняли, родителей я не послушал. Уже через три дня я находился на "Стремительном" и смотрел на постепенно удаляющиеся очертания родных берегов. Нет, стыда перед родителями я не чувствовал. Я был молод, горяч и мечтал о подвигах. Я чувствовал себя героем своих любимых приключенческих романов. Спустя пару дней налет романтизма спал и я погрузился в обычные морские будни. Будни были лишены каких-либо приключений: не было огромных подводных монстров, встреч с неизведанными землями и битв с пиратами. К слову о последних: в один из дней на горизонте показался парус, что не на шутку встревожило капитана. Он отдал команду экипажу и мы быстро ушли в сторону, так и не встретившись с другим кораблем.
И вот спустя еще два дня случился упомянутый мной шторм. Таких штормов я еще не видел. Разумеется я жил меж двух океанов, но глубина в наших краях была совсем несерьезная, поэтому то, что мы называли "шторм" сегодня я бы назвал "легкий бриз". В любом случае, сейчас я дрефовал верхом на обломке мачты по легким теплым волнам. Занялся рассвет. Обычно белый Гелиос, ныне окрашенный в багрово-красные тона, медленно поднимался из воды. Его верного спутника пока не было рядом, но сам утренний Гелиос с лихвой компенсировал отсутствие красного собрата своим утренним цветом. Шум волн и покачивание мачты окончательно успокоили меня, воспалившиеся от соленой морской воды глаза слипались. И в какой-то момент я погрузился в мягкую, дружелюбную темноту.
Меня разбудил громкий, пронзительный крик. Я открыл глаза и взвыл от боли в закоченевших от долгой неподвижности конечностях. Надо мной кружила стая маленьких летающих ящериц. Они пронзительно верещали, опускались прямо к воде, а затем вновь взмывали в воздух. Таких существ я еще никогда не видел. Приплюснутые, вытянутые головы были насажены на маленькие тельца, к которым крепились крупные, куда больше самой ящерицы, кожаные крылья. Я наконец смог оторвать закоченевшие руки от мачты и сел, готовясь к нападению. Стайки ящериц хаотично летали вокруг, пищали, но, судя по всему, нападать на меня не планировали. Во всяком случае на живого.
Я осмотрелся вокруг. Ситуация особо не изменилась — я все также болтался посреди бесконечной водной глади на обломке мачты. Разве что окружающая меня вода изменила цвет с глубокого темно-синего, на бирюзовый. На самом горизонте что-то мелькнуло. Парус! Я с трудом поднялся на ноги, шатаясь и пытаясь удержать равновесие на шаткой мачте. Нужно подать им сигнал. Но как? Я ощупал свои карманы. Зажигалка! Я несколько раз повернул колесико, но вместо огня появились лишь искры. Я внимательнее взглянул на зажигалку. Я купил её на рынке еще два года назад. Мне приглянулся ее блестящий, выполненный из нержавеющей стали корпус. Продавец убеждал, что её произвели в далеком аванпосте "Первомайский". Стоп, зажигалка блестит как зеркало. Я повернул её лицевой стороной и зажмурился от солнечного света, отраженного поверхностью зажигалки. Точно, я подам сигнал блеском зажигалки!
Похоже, что меня заметили. Парус начал расти в размерах, а вскоре превратился в небольшую однопалубную яхту. Она бросила якорь на некотором отдалении от меня. Я видел, как на палубе шевелятся люди в ярко-белых одеждах, но яхта стояла далеко, так что разглядеть лиц я не смог. На воду спустилась вёсельная шлюпка. Замелькали вёсла и шлюпка двинулась в мою сторону.
Я сидел неподвижно на своей мачте и ждал развития ситуации. Шлюпка приблизилась и я смог разглядеть своих спасителей. Ими оказались три человека в снежно-белых костюмах и белых же кепках. На первый взгляд они казались совершенно одинаковыми: сухие, скуластые лица и узкий разрез глаз. Один из людей вдруг обратился ко мне. Он что-то гортанно сообщил на непонятном языке. Я ответил ему: "Сэр, я вас не понимаю". Человек повторил фразу, на что я развел руками и пожал плечами. Человек что-то сказал своим товарищам, а затем сделал приглашающий жест в сторону шлюпки.
Шлюпка быстро добралась до яхты. Матросы поймали поданные сверху канаты, подвязали их за специальные ушки на концах шлюпки, после чего полезли наверх по веревочной лестнице. Главный матрос, что пытался общаться со мной указал наверх и я понял, что он пропускает меня вперед. Я поднялся, хватаясь руками за веревки, подтянулся и оказался на дощатой палубе. На меня со всех сторон кто удивленно, кто с интересом, а кто и вовсе с опаской, взирали матросы. Молчание затягивалось, в воздухе повисло напряжение. Я прокашлялся и произнёс: "Здравствуйте, спасибо всем вам за моё спасение. Признаться честно, я не понимаю вашего языка, но был бы рад, если бы вы высадили меня в каком-нибудь обитаемом месте". На лицах матроса проступило недоумение. Они явно не понимали о чем я говорю.
Вдруг из-за спин матросов появился еще один человек. Он выглядел явно старше большей части экипажа, на вид ему было лет сорок. Он был таким же скуластым как и остальные, но на его лице виднелись тонкие усы. Одежда его также отличалась от одеяний матросов, он был облачен в белый пиджак, чем-то смахивающий на мундир капитанов боевых кораблей, а на его голове покоилось некое подобие фуражки.
— Я знать твой язык, чужак, — Произнес он со странным, мягким и шепелявым акцентом. — Я капитан Нагумо Сёдзи. А кто ты, чужак?
Страница 1 --->
[1][2][3][4][5][6][7][8][9][10][11]